ВЕСТНИК АГРАРНОГО
УНИВЕРСИТЕТА
УНИВЕРСИТЕТА
Об Айболитах...
Не так давно я прочитала книгу английского писателя и ветеринарного врача Джеймса Хэрриота «О созданиях больших и малых». Читать книгу, герой которой проживает твою жизнь, и легко, и тяжело одновременно. Легко оттого, что ты рад: кто-то другой так же, как и ты, находит радость в том, чтобы спасти от смерти новорожденного телёнка и его мать; легко от возможности облегчить страдания заболевшей лошади — неподражаемому существу, сила и грациозность которого поражают воображение! Находит радость в том, чтобы после грязной и тяжелейшей работы с чувством выполненного долга вернуться домой, отмыться, согреться, и найти блаженство в том, что можно вытянуться на кровати и уснуть… А тяжело читать об этом потому, что понимаешь — ты не состоялся как ветеринарный врач, хотя это и было мечтой твоей жизни! Судьба не дала тебе возможность реализовать себя в этом виде любви к человечеству. Да-да, именно к человечеству. Зачем я буду пять лет изучать, как проявляется сибирская язва, бруцеллёз или другая болезнь, если мне безразлично, сколько людей умрет, заразившись от больного животного?
Остаётся только восхищаться рассказами Джеймса Хэрриота, который состоялся как ветеринарный врач и сумел нам рассказать, что это за профессия!
Хорошим ветеринарным врачом стать невозможно без хорошо развитой интуиции. Твой пациент молчит. Он не подскажет тебе. Он не станет говорить, что ты не так лечишь. Он просто верит тебе, доверяет тебе свою жизнь! Именно интуиция позволяет тебе чувствовать состояние существа, которому ты собираешься помочь. И без мысленного общения с ним не будет положительного результата. Общаться с животным… Это что-то из мира невещественного, надмирного… Из того мира, к которому мы было уже приблизились в начале прошлого века, но от которого нас отшвырнули на долгие семьдесят лет…
Ты — ветеринарный врач. Перед тобой глаза животного! В них покорность, мольба, готовность терпеть — если ему совсем плохо. Но в них же — агрессия, упрямство, нежелание подчиниться, если он всё ещё чувствует в себе силы уйти от твоей помощи. Что меня всегда поражало в животных — это инстинкт выживания! Жить, несмотря ни на что, пока возможно … А материнский инстинкт?! Эта «пуля» стреляет без промаха!
Необходимо было обработать рану самке выдры — она поранила коготь, зацепившись за сетку рабицу, окружавшую вольер. Считая, что выдра в вольере одна, я без колебаний вошла в клетку. Выдра сидела в углу, прячась за обрубком дерева. Мой помощник — парень, студент ветеринарного техникума — вошёл следом за мной с телогрейкой в руках. Он подошёл к выдре, накинул на неё телогрейку и таким образом спас и себя, и меня от её зубов. Аккуратно разворачивая телогрейку, мы извлекали одну лапу за другой в поисках раненого пальца. Выдра не издавала ни звука. Тело её было напряжено. Казалось, что эта длинная живая пружина при малейшей возможности распрямится, и тогда нам точно несдобровать! Но ветеринарные врачи — народ в основном спокойный и хладнокровный. Наконец, на передней правой лапе на одном из пальцев я заметила запекшуюся кровь. Сам коготь оказался целым, а вот кожа вокруг него была основательно повреждена. Кровь запеклась, а лоскуток кожи болтался возле самой межпальцевой перепонки и, подсыхая, тёрся о свежую рану, причинял выдре боль.
Я достала вату, йод, ножницы и приготовилась к обработке раны. Надо было срезать болтающийся лоскуток и залить рану йодом. Парень крепко держал раненую и она, чувствуя это, слегка обмякла телом.
Клетка представляла собой узкую вольеру, половину которой занимал бассейн с водой. Вот на краю этого бассейна мы и пристроились для своих манипуляций. Водная гладь была неподвижна. День был летний — тихий и солнечный. Над вольерой наклонились ветки клёна, закрывая нас от полуденной жары — чем не условия для работы?
Открывая флакон с йодом, я думала о том, как бы не испачкать новенькие джинсы — ведь я стояла на колене, а на втором колене собиралась прижигать рану.… Но как сказал Джеймс Херриот — ветеринар ВСЕГДА ДОЛЖЕН БЫТЬ НАГОТОВЕ! В следующий момент мне уже не пришлось думать о
С детства воспитанная с сознанием, что надо уметь скрывать свои эмоции, я не издала ни звука. Шок от испуга ещё не прошёл, и я не чувствовала боли. Но теперь меня интересовала только моя рана. Джинсы были порваны… Раздеваться в присутствии постороннего человека я не могла. Оставалось добраться до своего кабинета и там «обработать» теперь уже не выдру, а себя.
Сдерживая слезы и обиду (на кого?), даже что-то пошутив по поводу романтичности летнего